И значит, налетала какая-то там непогода, и трепетали флаги с медведами по углам, и запах восхитительной свининки стлался по усем Хайеверу, значитца, и хватал гнома за волосы в носу, и влёк, влек неудержимо аж до дверного косяка, в которых грех было не вписаться – ишь ты, какой, однако, прррыёмчик отгрохал Хоу-малышок, со своими-то ыменинами, или как их? И народу-то, народу понаехало – Огрен так возрадовался, што ненароком перепутал бочечки с пивцом, и теперь со вдохновенным умилением ждал, когда некоторых гостей начнет пучить, как петарды.
А вообще-то, усе энти празднества его вдохновляли вот прям невероятно. Аж захотелося достать из закромов свой преэпищнейший костюм белочки, ныне уже порядком молью траченый да облезший и выцветший. Но все равно – белочки! Белка, сиречь. Так што, водрузив чуть облетевший, но все ищо гордый хвост на шлем, как плюмаж, ввалился Огрен в залу праздничную, громогласно распевая поздравлятельные гимны:
- Как ныыыыниии… збираииицааа… вещиииий Натан! – эдакий presto, – щитаааа прррыбиваааать ныааа воротааа! – а это уже crescendo, и накатывает, накатывает, набирается – только разинул пасть гном пошире, штоб взять ноту поглубже, штоб сотрясти сей замок кусландский да до основаньица, как вдруг…
Как вдруг натура какая-то не утончённая, не возвышенная, и не музыкальная ни разу, гарлоки ее дери, сунула Огрену прям в зубы свинячьей ногою. Он возмутиться было полагал, да запротестовать, но уж больно сочненькой, по усам сальцом топленым потекшей нога оказалась. Как хрустело нежное мясцо, как таяла румяная корочка, как пощипывал язык жгучий и крепкий лучок… и звуки велищественной, значитца, речи Фергюса Кусланда нарушало искреннее, в такт ей, музыкальное чавканье. За ногой отправился и целый поросенок, и хрустел andante свежий хлебушек, и трещали косточки, и чавкал гном, в упоении – и финалом захлюпал пивком. Тонкой нотой хрустнул-скрипнул стол под весом Огрена, облачённого в полный доспех, и грянул гном кружкой об колонну:
- Геть!
Он шествовал по столам, как фея над цветочной полянкой – топча и хрустя жратьбой, посудой, не убранными вовремя конечностями, и жуя на ходу свиную ногу, и запивая пивком – пырил на лоснящийся от смущения горбатый шнобель Хоу, и лыбился от души – ну малышок же, ну вымахал, а, орясина! Давно ли его выковырял Тероха из-за решетки, взъерошенного, што твоя дворняга, давно ли они с Огреном друг друга на из болота вытягивали, и перепить пыталися? А тут вишь, герой, и хренов именинник – ну как тут не возрадоваться?
- Ну, малой, давай, шоб глаз точен, а рука тверда, как… шоб, короче, усе твёрдо было! – возгласил Огрен, воздевая кружку, выплескивая малясь благословенного напитка на чью-то не поблагодарившую рожу. – Давай, сынок, - ухмыльнулся, - плоди-ка медвежатушков, ужо дядька Огрен порадоваица!
Отредактировано Огрен (2014-08-17 16:01:11)