У магов и учеников в стенах Башни Круга развлечения скудные, не отличающиеся завидным разнообразием: пыльные фолианты на библиотечных полках – правда, если знать, где искать или кого попросить, то можно обзавестись интересным экземпляром, в содержание которой никогда не посвятят на занятиях чародеи – алхимический стол со въевшимися в дерево, выцветшими с годами пятнами некогда попавших на него ингредиентов, да тихие вечерние посиделки до тех пор, пока лязг храмовничьих доспехов за стеной не оповестит о том, что самое время отходить ко сну.

Гвиневра не могла горбить ночами спину над пожелтевшими ветхими свитками, всматриваясь в них при тусклом свете оплавившейся свечи; Гвиневра не могла смиренно заучивать трактаты и царапать под монотонный голос наставников  часами гусиным пером замысловатые формулы и символы на пергаменте.
Гвиневра слишком неусидчивая и импульсивная, слишком энергичная и активная; в ней слишком много «слишком» для угнетённых, а временами – и вовсе затравленных и запуганных учеников Круга, вечных пленников темницы Кинлох.

И нередко за непокорную и буйную натуру приходилось расплачиваться, в большинстве случаев – весьма унизительно.

Гвиневра делала вид, что её совершенно не беспокоит то, что происходило уже не первую ночь, не первую неделю и даже не первый месяц, и с беззаботным лицом приглаживала ладонями к бёдрам мятую мантию; Гвиневра делала вид, что всё настолько уже привычно, почти обыденно, что ни всхлипа, ни вздоха не вырвется из её горла после, когда она вернётся в комнату. В её глазах не было невыплаканных, застывших слёз, но на щеках – всё ещё горел лихорадочный румянец, и это едва ли не единственное, что выдавало её состояние из раза в раз.

Только Гвиневра и сама понять не могла: в стыде и бессильной, но упорно подавляемой злости дело, или же – пусть где-то там, на самой периферии – ей это нравится?

Когда храмовник провёл ладонью по девичьей руке вверх, Гвиневра бросила на него недоуменный взгляд, будто спрашивая: не хватило?
Для себя Гвиневра уже решила, что на сегодня лично с неё точно хватит, потому нагло вывернулась из-под чужой руки, уходя от ненавязчивого – слишком контрастного, по сравнению с предшествующими –  прикосновения, и принялась растирать затёкшие костистые запястья с только-только проступившими бледно-синими отпечатками пальцев. На оклик по имени – не среагировала, но на грубую хватку, сдавившую до боли локоть – тут же обернулась, хотя в глазах её было больше раздражения, нежели испуга.
Гвиневра не боялась и почти смирилась со своим положением жертвы, не способной выбраться бескровно из захлопнувшегося единожды капкана...

– И чтоб духу твоего тут больше не было после полуночи.

...или уже не считала себя жертвой вовсе, научившись – скорее даже, пристрастившись – перебивать проступающий временами желчный привкус отвращения во рту горьким отваром пижмы.

– Уяснила?

Гвиневра выдернула свою руку и позволила себе кривую усмешку в ответ на хмурый взгляд; ей очень хотелось как-нибудь заткнуть ему рот просто потому, что давно вникла в правила их игры: следуя предупреждению, в следующий раз здесь она уже не появится и пойдёт другим путём, в обход; и обязательно вновь столкнётся с ним, по чистой случайности патрулирующим именно это крыло Башни и именно в этот час.
Гвиневра всегда попадалась, вне зависимости от её собственного желания и осторожности.
Иногда, впрочем, она была очень даже не против, хотя никогда в этом не признается: ни себе, ни ему.

Гвиневре подумалось подарить храмовнику на прощание воздушный поцелуй, но решила всё же не торопить события – она ещё успеет поглумиться над ним, когда его с позором выставят из Ордена; и раз она задалась этой целью, то обязательно её добьётся.
Когда придёт время.
А пока она покидает его с гордо вздёрнутым подбородком, едва заметно пошатываясь, словно хмельная; идёт вдоль холодной стены, изредка отталкиваясь ладонью от неё, но почти сразу вновь возвращается и льнёт к ней плечом, понимая, что не уйдёт далеко без опоры на ватных ногах.
Гвиневра часто уходила от него именно в таком состоянии: измотанной, уставшей и раздражённой, но где-то очень глубоко внутри – странно удовлетворённой.
И это ещё одна из причин отравить ему однажды жизнь; даже не за то, что он с ней вытворяет. А просто потому, что она на это так реагирует.

Гвиневра давно должна лежать в своей постели и блуждать в сновидениях по просторам Тени, но вместо этого она осторожно семенила по коридору, почти уверенная, что не встретит никого больше на этом этаже; каким-то невероятным образом он всегда обеспечивал ей после благоприятное отступление.
Или просто знал, когда им следует закончить.

В этот же раз отлаженная система даёт сбой, стоит только Гвиневре провернуть за угол.
Она замерла и спряталасьв тени, всматриваясь с опаской в бездвижный одинокий силуэт в этом бесконечно длинном – особенно ночью – тёмном коридоре; она думала, что, возможно, ей следует повернуть назад и переждать в каком-нибудь укромном закутке, пока дозорный не продолжит обход.
Но храмовник, оживившись на несколько мгновений, не отступил, вопреки ожиданиям, от стены; храмовник вообще поступил крайне неправильно – не из-за того, что такое поведение непозволительно на службе, но потому, что Гвиневра подобного не предполагала – оседая на холодном полу.
Именно в этот момент Гвиневра внезапно осознала для себя, что уговорам демонов ей противиться гораздо легче, чем желанию узнать лицо спящего; подкрадываясь на цыпочках и придерживая длинные полы мантии, она уже предвкушала, какие взгляды будет бросать днём на заснувшего во время патруля храмовника; недавние опасения оказаться пойманной за руку, кажется, ушли на второй – а то и третий вовсе – план, уступая место пресловутому женскому любопытству.
Она низко склонилась, почти села на корточки в попытках увидеть мужчину; и расплылась в сытой улыбке, едва приметив знакомые черты лица.

– Сэр Ка-а-а-алле-е-ен, – тихо, с издёвкой протянула, водя ладонью прямо перед его закрытыми глазами, проверяя крепость сморившего храмовника сна, – Ка-а-алле-е-ен.

Ей следует сейчас затихнуть и, пользуясь случаем, проскользнуть к своей комнате; ей следует, оказавшись в спальне, закутаться в одеяло, притвориться спящей и надеяться, что никто не зайдёт и не проверит, подрагивают ли её ресницы.
Но Гвиневра всё ещё здесь, рядом со спящим храмовником; и так просто теперь она точно не уйдёт.
Каллен для неё – не тот храмовник, которого ей следует опасаться.
Совсем не тот.
Тем более – теперь, когда застала его в таком положении.

– Рыцарь-Командор отдал распоряжение всем храмовникам выспаться во время патруля, или только тебе так свезло? – выпрямляется, возвышаясь над ним, и скрещивает руки под грудью; говорит громче, с намерением разбудить, и пропускает смешок, – Или ты уже давно меня караулишь и утомился? Так вон она я вся перед тобой, в ожидании.
[AVA]http://s42.radikal.ru/i097/1503/b8/796d61ba22e3.jpg[/AVA]

Отредактировано Гвин (2015-03-15 20:57:01)

Гвиневра тянет уголки губ в издевательской улыбке, наблюдая за тем, как храмовник испуганно подскакивает с пола, звякнув тяжёлыми доспехами; дёрганые и ломаные его движения – как результат того, что застали врасплох, а она собой неимоверно довольна, почти горда, не помышляя вовсе, чем для неё может обернуться наглость.
Раззадоренная, она редко волновалась о последствиях, предпочитая наслаждаться моментом; что и делала сейчас.
Вот только реакция Каллена на брошенные с насмешкой слова превзошла все её ожидания – поначалу, кажется, вызвала недоумение, вынуждая вопросительно изогнуть бровь; даже немного, где-то глубоко в душе – испытала разочарование.
И как её – яркую и дерзкую, сплетни о которой не стихают ни среди магов и учеников, ни, тем более, храмовников – можно было спутать с тихоней Амелл, славящейся на весь Круг своей патологической правильностью и прилежностью? Вот уж с кем угодно, но только не с этой идеалисткой – девочкой не от мира сего, по мнению Гвиневры – любящей дышать книжной пылью. Гвиневра, конечно, не имела ничего против неё – хотя, в своё время, и сделала робкий и мелкий глоток из той чаши, что передают от одного к другому завистники, не сумевшие произвести такое впечатление на Первого Чародея – но...
Но всё же что-то, да зацепило её самолюбие; на первых порах, пока до неё не дошло, как выгодно – для неё, естественно – оговорился храмовник, не успевший до конца осознать, кто же именно перед ним стоит.
Гвиневра даже порывается подыграть ему и, кажется, уже видит пунцовые пятна смятения на заспанном лице – или же это просто игра света и её фантазии? – но опомнившийся Каллен ставит крест на её глумливых забавах, узнавая, наконец, магичку.

– Что, всё-таки, не меня ждал? Или разочарование в твоём голосе мне лишь послышалось? – интересуется с наигранной досадой, чуть склоняя голову набок, и капризно надувает губы, – А я-то, наивная, надеялась искренне, что моей компании будут рады...

И пусть мужчина вернул своим мыслям ясность, а голосу – твёрдость, она не может себя одёрнуть; не может прикусить язык и виновато опустить голову, залепетав сбивчиво неискренние извинения и лживые оправдания; банально не может, потому что перед ней – именно Каллен. Удивительно порядочный и исполнительный Каллен, который, наверное, по этим причинам никогда и не сможет приструнить её, Гвиневру. Возблагодарить бы Создателя – и не придумаешь большего вздора! – что в коридоре она столкнулась с ним, а не с каким-либо другим храмовником, но азартная, с горячей кровью, Гвиневра и не задумывалась о том, что стоит ответить мнимой кротостью и послушанием за лояльность и терпимость этого мужчины по отношению к магам; не задумывалась сейчас хотя бы потому, что ей совершенно не понравился заданный им тон.

Нет, не ему ставить её на место.
Не ему.
Если вдруг ей и придется держать ответ перед Первым Чародеем и Рыцарем-Командором, то приведёт её, нарушительницу спокойствия, точно не он.

– Окажись на моём месте Амелл, ты сказал бы ей то же самое, или, заикаясь, попросил бы её вернуться в комнату, притворившись, что ослеп и оглох? – Гвиневра всё ещё улыбалась, но теперь уже едко, нащупывая больное место в стремлении уязвить и кольнуть посильнее.

Гвиневра играла с огнём, с риском обжечься, и перегибала палку до хруста; Гвиневра зубоскалила, пусть ей ничего плохого ещё не сделали; но, вспылив, быстро остыла и повернулась к храмовнику спиной, почему-то уверенная, что сейчас он опешит и сам же её остановит.
Она намерена была помочь ему поступить подобным образом.

– Выговором больше или меньше, карцер или тщательный надзор – ну что ж, правила есть правила, ведь верно? – и прежде чем сделать несколько шагов по коридору в направлении, указанном храмовником, бросила взгляд через плечо, давая понять, что в долгу не останется, если получит с его подачки наказание, – А ещё, можешь заодно продемонстрировать сейчас свои способности, чтобы Солона знала после, чего ей следует ожидать, к чему быть готовой. Недаром же ты прикорнул у её спальни, а?
[AVA]http://s42.radikal.ru/i097/1503/b8/796d61ba22e3.jpg[/AVA]

Отредактировано Гвин (2015-03-15 20:57:17)

Гвиневре думалось, что момент её триумфа уже близок: смотрела выжидающе на храмовника, чуть щуря янтарные глаза, и усилием воли давила улыбку; делала неспешный шаг – знак мнимой покорности – но уже готовилась к тому, чтобы повернуться к нему лицом и скрестить руки на груди, всем своим видом показывая превосходство.
Гвиневра знала, что слова её бьют точно по слабому месту, до синяков: видела, как напрягся храмовник; ей казалось даже, что от злости желваки заиграли на скулах, словно предупреждая о том, что и его чаша терпения сейчас изойдёт трещинами.
Гвиневра не собиралась останавливаться, ведь все действия Каллена она уже распланировала и без его ведома; и потому едва ли не споткнулась, путаясь в полах мантии, когда почувствовала негрубый – сдержался-таки – но ощутимый тычок меж лопаток с последовавшей командой.
Она совершенно по-детски теряется, не зная, злиться ли ей пуще прежнего или пугаться от осознания, что он – Каллен, белая ворона в храмовничьих рядах! – даёт ей отпор и ставит её на место.

Нет. Всё не должно быть так.
Не должно.
Мысль колола стилетом уязвлённое самолюбие, и хотелось шипеть растревоженной змеёй.

– Да как будто в первый раз, – дёрнула плечом в попытке избавиться от хватки, но пошла вперёд, стиснув зубы, – Вот только боком это выйдет тебе, Каллен. Подумай об этом, когда в кабинет меня впихнёшь к Командору.

Гвиневре не хотелось думать о том, что она так глупо просчиталась; Гвиневре не хотелось думать о карцере, – что-то ей подсказывало, что выговором в её случае дело не обойдётся – смотреть в глаза Рыцарю-Командору и выслушивать после сетования Первого Чародея о её безрассудстве. Но ещё больше Гвиневре не хотелось мириться с тем, что схлопочет она по милости Каллена.
Как только ей выдастся шанс – она отплатит той же монетой. Амелл ей не близкая подруга, но девушка к девушке прислушается охотнее, магичка к магичке – подавно. И если раньше возможное общество Каллена Солону и не тяготило, то теперь же она от него отшатываться будет, будто в руках у него клеймо с церковным солнцем – уж об этом Гвиневра позаботится.

Она выпрямила спину, расправила плечи – всё равно Грегор не поверит ей, если сожмётся и глянет на него затравленно; да и не позволит она Каллену видеть, как ей не по себе от происходящего. Не дождётся.

– Ну, чего ждёшь? – до неё не сразу дошло, почему они остановились, и голос её звенел раздражением.

До неё не сразу дошло, почему Каллен выглядел таким растерянным, почти испуганным, словно застали его за чем-то запретным; не сразу дошло, почему он схватил её за руку, и вместо того, чтобы сдать её Рыцарю-Командору – утянул в соседнюю комнату; не сразу дошло, почему наставлял молчать.

– Да что ты себе…

Но возмутиться толком не успела – слишком быстро Каллен оставил её одну в комнате… полной спящих храмовников. Гвиневра заметила это только теперь, когда дверь в коридор с едва слышным скрипом закрылась вслед за вышедшим мужчиной; и тут же вжалась в неё спиной, чувствуя себя загнанной в угол кошкой, которую бросили на потеху псам. И пусть их веки пока смежены сном, но вот во что всё это выльется, если хоть один проснётся…
Гвиневра не хотела развивать эту мысль, совсем: вот уж будет скандал, а шума – хоть уши затыкай, да бестолку.
И на смену прежней браваде, с которой Гвиневра шла, окончательно пришёл натуральный испуг; Гвиневра прильнула к двери, едва заслышав в коридоре голоса, и, всматриваясь в мелкую щель в надежде что-либо увидеть, обняла себя за плечи, когда, наконец, поняла, кто там. И если бы у неё был выбор: пойти с повинной к Рыцарю-Командору, или встретиться лицом к лицу с одним из лейтенантов – именно с этим – Гвин предпочла бы покаяться перед Грегором во всех грехах, даже в тех, что за ней не числятся. Даже передёрнуло – могла ведь попасть в страшную передрягу, не реши вдруг Каллен ей так подсобить…

Странный храмовник. Забавный храмовник. Неправильный храмовник.

Она терпеливо ждала, пока голоса не стихли вместе с удаляющимися шагами; отступила на пару шагов, когда дверь открылась, и посмотрела с недоверием на заглянувшего в комнату Каллена; слушать не стала, а просто смотрела: сначала – на его лицо в полумраке, потом – на железное дверное кольцо, а после – вновь на него. И, улыбнувшись подлюче, дёрнула резко за кольцо, защемляя дверью голову мужчины – за то, что он буквально спас её от лейтенанта, Гвиневра поблагодарит его позднее.
Возможно. А пока…

– Вздумал меня живьём к дружкам своим притащить? Припугнуть решил? – не шипит, не скрипит зубами со злости – лишь шепчет, придерживая одной рукой дверь, а пальцами другой – впивается в чужое ухо, – А если сейчас продолжишь так говорить со мной – шуму подниму, и тогда обоим достанется. Так что «молчи и ничего не делай, просто стой здесь.»

И, передразнив его, с садистским удовольствием вывернула покрасневший хрящ, сузив глаза. Пусть это будет её маленькой наградой за те минуты, что она пробыла тут, внутренне сотрясаясь от злобы пополам со страхом; ребяческая гадость, но приятно-то как – словами не  передать. Ко всему прочему – больно, уж Гвиневра старается изо всех сил. На занятиях даже так не старалась, как сейчас – щиплет и сминает уши храмовника, щёки, нос.
Прежде чем открыть дверь и выйти в коридор – губу зацепила ногтями, до выступившей алой бусины. Лишь после – успокоилась, внемля словам мужчины, ранее к ней обращённым.

– В твоих же интересах меня до комнаты довести. Сбегу ещё, а ты, кажется, отчитался, что магички все спят.

До самых спален она не думала о том, что стоит извиниться, или хотя бы поблагодарить; размышляла и молчала, до последнего не обращая внимания на храмовника, вынужденного сопровождать её.
Каллен мог бы сдать её тому же лейтенанту, жестоко наказав таким образом за дерзость; мог не защищать её и не лгать начальству, не подставляться понапрасну – тем более, после всего того, что сказано было Гвиневрой.
Но поступил иначе. Помог ей, хотя она того и не заслужила. Возможно, зря она так с ним, ведь Каллен действительно один из тех немногих храмовников, с которыми ссориться... Нет смысла и нужды. Пусть он мягок и терпелив, но всё же остаётся храмовником. Он показал ей это.
И человеком одновременно.
Это редкость, как ей казалось. Глупостью несказанной будет такой шанс упустить.

– Я не стану ничего лишнего говорить про тебя Амелл, – Гвин заговорила уже на подступах к спальням, замедляя шаг, – И никаких сплетен, что ты заснул на дежурстве и как раз около её комнаты, тоже не будет.

Удивительно, но в её словах не было прежнего стремления ужалить; она говорила об Амелл, потому что была уверена – Каллен не скажет, попытается того и не показать, но всё же его волнует, как магичка отнесётся к нему с возможной подачки Гвиневры.
Гвиневра не станет поливать его грязью, нашептывая выдуманные небылицы Амелл на ухо... Но попробует ещё раз, осторожно, воспользоваться её персоной в своих интересах и надавить на Каллена.

– И раз ты не причинил вреда мне, то ей подавно бы не сделал ничего плохого, теперь я знаю. А ещё, мне кажется, ты бы даже мог ей помочь... И прочим магичкам заодно. Храмовники ведь не только наблюдать за нами должны, но и защищать, верно? – она останавливается у самых дверей и, осмотревшись по сторонам воровато, подступает к храмовнику ближе, заглядывая в глаза, – Нехорошо на неё один храмовник смотрит. Я знаю этот взгляд и что за ним следует, да и сам этот храмовник – тот ещё выродок. Альд – так его зовут. Хочешь – верь, хочешь – нет, вот только случиться после может непоправимое. Я предупреждаю из благодарности за то, что ты меня не сдал, а там уж – сам решай, как поступить.

Не дожидаясь ответа – скорее, не желая лишних расспросов, или резкого отказа – Гвиневра улыбнулась слабо и скрылась за дверьми своей комнаты. Уже раздевшись и закутавшись в простыню, она задаётся вопросом, насколько сильное впечатление произвели её слова на Каллена и поверит ли он ей вовсе; а ещё – как скоро ей удастся избавиться от храмовника, не дающего ей покоя.
[AVA]http://s42.radikal.ru/i097/1503/b8/796d61ba22e3.jpg[/AVA]

Отредактировано Гвин (2015-03-15 20:57:33)