Гвин пьёт мало, то и дело кривя нос. Хмельной люд, набивший под завязку кабак, вызывает в ней лютую зависть. Гвин хочется, отчаянно хочется рвануть ткань новенького камзола вместе с бинтами, утянувшими грудь и сравнявшими её с дощатым полом здешнего притона, да взобраться на стойку. Но единственное, чем может потрясти доверенное лицо капитана корабля «Золотой Павлин» — истинно орлесианское название, с морскими пёстрыми петухами на палубе! —  Гвин Де Линье — тем, что у него есть сейчас промеж ног. В теории. И чего не найдётся в практике.
Впрочем, мужики всё равно бы не оценили.
Гвин смотрит на дощатый пол, на неровно уложенные доски, и злится теперь уже не на наслаждающихся жизнью пьянчуг, а на эти самые злосчастные доски. Даже они сейчас выпирают сильнее, чем её грудь.
Сидящий за той же стойкой, в нескольких стульях от неё самой здоровяк подливает масла в огонь.
«Баб он на дух не переносит. Ну конечно. До первых голых сисек перед глазами, до первой голой задницы перед носом,» — ворчит она про себя, косо поглядывая на морского волка.
Ну кто же мог предположить, что с бабами этот верзила иметь дел категорически не любит? Травма у него психологическая, или он просто му... жчина, выбравший своей добродетелью воздержание — демоны его знают.
Кто же мог предположить, что именно Гвин придётся так абсурдно вырядиться, чтоб вытрясти чего-то там категорически важное для Инквизиции из этой туши?
Гвин присматривается. Вытрясла бы из него, да не раз, пожалуй, не шепни ей на ухо, что баб он едва ль не за демониц почитает. И душу из них выбивает отнюдь не тем, чем природой положено.
Гвин не напивается до поросячьего визга, чтоб не потерять бдительность — моряки пьют много, но и они, так или иначе, напиваются. Рано или поздно, а язык у её объекта развяжется достаточно, и перед глазами поплывёт ровно настолько, чтоб счесть подсевшую к нему Гвиневру за смазливого, напомаженного орлесианца.
Ожидание скрашивают полупустая кружка какого-то дрянного пойла, пьяный гогот и... Дрейфующее, накаченное алкоголем тело слева по борту, ищущее, к какому бы берегу пришвартоваться, с каким бы кораблём «поабордажиться».
И находит и то, и другое в лице Гвин, чему та несказанно не рада.
Эх, не от этой бабёнки она хотела бы услышать такие слова.
Да и не будучи в сомнительной шкуре не менее сомнительного мужика, что уж врать-то.
— Якорь в твою бухту и за ящик апельсинов в год цинги не сброшу, — деланно картавя, выдаёт первое, что приходит ей на ум в ответ на слова ривенийки, — Найди кого другого, что пробоину в твоём судне заткнёт.
Не по-орлесиански совсем. Зато, кажется, очень даже по-морскому.
Так или иначе, а срабатывает.
И Гвин остаётся наедине с полупустой кружкой, морячком и несколькими стульями, что являются преградой для их общения.
***
— Ишь, глянь какой, петушок-то морской.
— Сидит тут на насесте, нахохлившись. Словно ждёт, когда ему перья повыщипывают, да клюв начистит кто.
Гвин понимает, что говорят о ней отнюдь не как о причудливой морской рыбке с широкими яркими плавниками и ребристым гребнем.
А ещё, что у кого-то крайне дерьмовая фантазия на выдумывание названий кораблей.
«Как корабль назовёшь — тем на нём и поплывёшь.»
Остатки пойла на дне кружки Гвин допивает залпом и жестом требует ещё.
Нет, ей нужно ещё немного смелости, прежде чем она заведёт разговор. Совсем немного.
Где ж её искать, если не в вине?
***
Гвин пьёт много, и теперь уже не кривит нос так часто. Злоба в алкоголе тонет так же хорошо, как корабль с несколькими пробоинами — в открытом море.
Но утонуть окончательно не дают ни злости, ни Гвиневре.
Из-под подсевшей к ней пиратки — отосланной подальше не далее как пару часов назад, — Гвин очень хочется выбить стул. И выписать во-о-он того матроса против женского зуда.
— Послушай, рыбка больше... желтоглазая, — угрожающе-ласково начинает успевшая лакнуть вина чуть больше задуманного Гвин, — Плыла бы ты с этой счастливой ногой, да с Кракеном вместе в свою каюту. Авось там она тебе удачи больше принесёт, и её владелец до тебя доползёт.
Если первое время Гвин искоса смотрит на досаждающую ей ривенийку, то после — отчаянно высматривает спорящего с хозяином кабака верзилу. И делает это слишком уж заметно. И слишком уж при пиратке. Что не остаётся незамеченным со стороны последней.
А потом хмель из головы выветривается со скоростью бегущих с тонущего корабля крыс.
«Чтоб тебя, шельма!» — ругнулась мысленно Гвин.
Начни возмущаться сейчас пиратка ещё громче, и запетушат ведь. А заори Гвин, что не мужик она вовсе, да распахни камзол с рубашкой в целях доказательства... Ну, то же самое, в принципе. Только с большей яростью. И радостью, пожалуй. Немного обидно только, что в последнем морячок-то участвовать не будет.
Не вариант, значит.
Пахнет дело тухлой рыбиной и птичьим помётом. Или то душок блевотины чьей?
— Да тебе соль морская глаза забила, женщина! — и Гвин надо бы отсесть от приставшей к ней рыбой-прилипалой женщины. Она даже привстаёт с места. И опускается на стул обратно. Раз на неё повелись, так, быть может, с этого толк какой и получит... Если, конечно, уловит момент, когда к ней захотят залезть в штаны. Буквально. Пьяные женщины и не такое творить могут — Гвин ли не знать, — А впрочем... И наверх поднимемся, и в каюту твою заглянем, да хоть на палубу галеона самой императрицы Селины пойдём. Ты скажи только, что это там за бугай и чем промышляет?
[NIC]Гвин Де Линье[/NIC]
[STA]орлесианский морской петушок, рыжий гребешок[/STA]

Отредактировано Гвин (2015-03-01 16:36:19)